Se il vecchio Vlad sapesse che questa (sua) storia è stata già scritta 2.500 anni fa forse agirebbe diversamente.
Provo a raccontarvela anche se so bene che il mondo attorno a me non conosce la Storia e neppure vuole conoscerla.
D’altronde non ho alternative, convinto come sono che un uomo non è completamente fottuto nella vita fino a quando ha una storia da narrare e una persona (anche una sola) che l’ascolta.
Circa cinquecento anni prima della nascita di Cristo una guerra crudelissima si consumò nelle terre dell’Egeo.
Due città si contesero sanguinosamente i campi di battaglia e l’epica di quelle guerre fu scritta da uno storico il cui nome si scolpì in eterno: Tucidide.
Atene e Sparta erano due potenze che non riuscivano proprio a convivere tra loro.
Per trent’anni si combatterono, senza esclusioni di colpi, lasciando sul terreno migliaia di soldati e tanta innocente parte della popolazione civile.
Ma non è questa terribile pagina di quel tempo che oggi ci riguarda più da vicino.
Sappiamo che la guerra si scatenò per “il motivo più vero, ma meno dichiarato apertamente, del crescere della potenza ateniese tanto da incutere timore agli spartani“.
Che strana assonanza con la paura russa dell’espansionismo americano…
La stranezza, però, si consumò allorché la piccola isola di Melo (pacifica e militarmente inconsistente) si permise di chiudere un accordo di neutralità con Sparta.
Atene era retta da un dittatore, tal Pericle, un “politico” che sapeva parlare alla pancia degli ateniesi.
Osannando la potenza della città – come esito di un destino divino per il dominio sul mondo – diresse l’intera flotta contro l’inerme isola.
L’unica colpa dell’aggredita era quella di volere rimanere autonoma, ma l’esempio doveva essere dato perché altre isole non decidessero in egual modo.
L’assedio durò più di quanto gli ateniesi avessero previsto, perché i pacifici abitanti di Melo si trasformarono in guerrieri.
Questo non bastò e spietata fu la punizione dopo la resa: tutti i maschi adulti furono passati per le armi e gli altri abitanti ridotti in schiavitù.
Si racconta che anche il valoroso generale Alcibiade ebbe a commuoversi per la sorte dei poveri melesi.
La cosa strana di questa storia avvenne proprio mentre la flotta di Atene aveva già lasciato gli ormeggi del porto e dirigeva le prore bellicose verso l’isola.
Una folta delegazione diplomatica era stata ricevuta dai dignitari melesi convinti che le parole avrebbero fermato la guerra.
Narra Tucidide che, trascinati alla battaglia contro la loro volontà (e contro ogni minima possibilità di vittoria), gli isolani andarono al martirio per essere ricordati come eroi.
Di più, come modello dei futuri ribelli e nemici di Atene.
Passò qualche tempo e Atene cadde miseramente con tutta la sua “superiorità” di potenza, bellezza, cultura, politica e filosofia.
Sofocle scrive che se due volte avessimo vecchiaia e giovinezza giammai noi rifaremmo i nostri errori.
La Storia di questi giorni ci insegna che è tutto l’incontrario…
Lorenzo Matassa
*
Если бы старый Влад знал, что эта (его) история уже написана 2500 лет назад, возможно, он поступил бы иначе.
Я пытаюсь вам сказать, хотя прекрасно знаю, что окружающий меня мир не знает истории и даже не хочет ее знать.
С другой стороны, у меня нет альтернативы, так как я убежден, что человек не совсем облажался в жизни, пока у него есть история, которую он может рассказать, и человек (даже один), который ее слушает.
Лет за пятьсот до Рождества Христова в Эгейских землях произошла очень жестокая война.
Два города сражались на полях кровавых сражений, и эпопея этих войн была написана историком, чье имя навсегда запечатлелось: Фукидидом.
Афины и Спарта были двумя державами, которые просто не могли сосуществовать друг с другом.
Тридцать лет они сражались безо всяких приемов, оставив на земле тысячи солдат и большую часть мирного населения.
Но не эта страшная страница того времени волнует нас сегодня больше всего.
Мы знаем, что война была развязана по «самой истинной, но наименее открыто заявленной причине роста афинской мощи до такой степени, чтобы напугать спартанцев».
Какой странный резонанс с русским страхом перед американским экспансионизмом…
Странность, однако, исчезла, когда небольшой остров Мело (мирный и непоследовательный в военном отношении) позволил себе заключить соглашение о нейтралитете со Спартой.
Афинами правил диктатор, некий Перикл, «политик», умевший заговорить с брюхом афинян.
Восхваляя могущество города — как результат божественного предназначения для мирового господства — он направил весь флот против беззащитного острова.
Единственная вина подвергшихся нападению заключалась в том, что они хотели остаться автономными, но нужно было подать пример, чтобы другие острова не решили так же.
Осада длилась дольше, чем предполагали афиняне, так как мирные жители Мело превратились в воинов.
Этого было недостаточно, и наказание после капитуляции было безжалостным: все взрослые мужчины были преданы оружию, а остальные жители обращены в рабство.
Говорят, что даже доблестный полководец Алкивиад был тронут судьбой бедной Мелезы.
Самое странное в этой истории произошло как раз в тот момент, когда афинский флот уже отошел от причалов порта и направлялся своими воинственными кораблями к острову.
Высокопоставленные лица Мелезе приняли большую дипломатическую делегацию, убежденную, что слова остановят войну.
Фукидид рассказывает, что островитяне, втянутые в битву против своей воли (и против любой возможности победы), пошли на мученичество, чтобы их помнили как героев.
Причем как образец для будущих мятежников и врагов Афин.
Прошло некоторое время, и Афины с треском пали со всем своим «превосходством» в силе, красоте, культуре, политике и философии.
Софокл пишет, что если бы у нас была старость и юность дважды, мы бы никогда не повторяли своих ошибок.
История наших дней учит нас, что все обстоит наоборот…
Лоренцо Матасса
